|
Был ли хвост у царицы Вашти? Пнина КраутПеревод с английского Евгения Левина Я - учительница начальных классов, и преподавание мидраша является частью моей повседневной практики. Нет, я, конечно, не преподаю мидраш как отдельный предмет. Я даже не привожу отрывок из какого-нибудь мидраша на каждом своем уроке. Однако мидраш имеет огромное значение для понимания Писания. Поэтому, готовясь к каждому уроку, я неизменно обращаюсь к мидрашам. На мой взгляд, в еврейской школе невозможно преподавать Танах, не прибегая к мидрашу. Однако не менее проблематично преподавать на уроке мидраш без длительного предварительного размышления. Примерно год назад < статья написана в 1987 году - Е.Л.> когда моя дочь Рахель была в четвертом, а мой сын Иегуда - в первом классе, мы, как это принято в нашем доме, обсуждали за субботним столом недельную главу Торы. Мой сын, замечательно подготовившийся к этой беседе, с многочисленными подробностями излагал все, что выучил за неделю в школе. Моя дочь явно была не готова слушать столь длинную лекцию. До какого-то момента она держалась, но затем не выдержала:"Иегуда, что ты несешь? Что за байки ты рассказываешь? Этого в Пятикнижии нет! Я уже проходила в школе всю Тору, и я знаю, что ничего из того, что ты сейчас рассказал, там не написано!". Возмущещение Рахели было совершенно оправдано - в Писании этих сюжетов действительно не было, так что Иегуда был совершенно сбит с толку. Ведь он практически слово в слово рассказал все, что учитель говорил на уроке - со всеми мидрашными вставками! Перед нами - наглядный пример того противоречия, с которым мы ежедневно сталкиваемся в процессе преподавания.С одной стороны, мы говорим детям о целостности текста Торы, о важности каждой отдельной буквы. А с другой стороны, мы пересказываем детям библейские сюжеты вперемешку с мидрашами, причем делаем это так, что порой совершенно невозможно понять, где заканчивается собственно Тора и начинаются комментарии мудрецов. Следствием этого, естесственно, неизбежно оказывается чудовищная путаница. Мы так часто забываем проводить четкую грань между Торой Письменной и Торой Устной, что в какой-то момент, когда дети хотят найти в тексте Торы какой-либо сюжет, услышанный на уроке, они его там не обнаруживают. Еще одной проблемой, связаной с преподаванием мидрашей в начальной школе, является проблема селективного отбора. Совершенно необходимо определить, о каких мидрашах мы будем упоминать на уроке, а о каких нет.Мы не можем, да и не должны приводить все мнения всех мудрецов, существующие по той или иной проблеме. Как учителя мы обязаны давать педагогическую оценку тому материалу, который собираемся преподавать. На мой взгляд, это правило в полной мере относится и к мидрашам. Если конкретный мидраш хорошо вписывается в контекст урока; если он подчеркивает проблему, вокруг которой мы хотим выстроить обсуждение в классе; если он заполняет пробел в повествовании, которые иначе невозможно заполнить; если, наконец, он содержит важный морально-нравственный урок - тогда, конечно, мы не только можем, но и обязаны познакомить с этим мидрашом наших учеников.Однако мы совершенно не обязаны преподавать любой мидраш просто потому, что он "в списках значится". Ибо в начальной школе мидраш служит педагогическим инструментом, а не самостоятельным объектом изучения. Учитель Торы par excellence, Раши, однозначно поддерживал идею селективного подхода к мидрашам. К примеру, вот что он писал в комментарии на Бытие (Берешит) 3:8: “Имеется немало аллегорических толкований, которые соответствующим образом собраны нашими мудрецами в Берешит раба и в других Мидрашим. Я же намерен лишь выяснить прямой смысл стиха и (привожу) агаду, которая разъясняет слова стиха". Наша цель при использовании мидраша может не всегда совпадать с целью, которую преследовал Раши. Однако что бы мы не выбрали центральной темой нашего урока, мидраши, которые мы подбираем к этому уроку, должны эту тему подчеркивать и усиливать. Если же отдельные мидраши не помогают нам в достижении поставленной цели, мы можем, вслед за Раши, исключить их из наших методических планов. Есть еще один важный фактор, влияющий на то, какие мидраши мы отбираем для наших уроков: как этот мидраш воспримут наши ученики, и как они истолкуют его по прошествии какого-то времени. К примеру, на уроке по Свитку Эстер моя коллега привела известный мидраш, согласно которому Вашти не явилась на пир к Ахашверошу (см. Эст 1:12), поскольку в этот момент у нее вырос хвост. Мне пришлось преподавать ту же тему в этом классе годом позже (Пурим, как известно, бывает каждый год. Соответственно, каждый год дети изучают Свиток Эстер), и первый вопрос, заданный мне учениками, касался именно этого мидраша. В более младших классах этот вопрос, скорее всего, был бы выражением возбуждения, изумления и энтузиазма маленьких детей, у которых столь невероятная история пробудила дикий полет фантазии. "Мисс Краут, у Вашти на самом деле вырос хвост?" (Повторите, повторите, пожалуйста!). Однако в более старших классах тот же вопрос, разумеется, прозвучал в совсем другой тональности:"Что, у Вашти на самом деле вырос хвост?" (Вы что, верите в такую ерунду? Ну, Вы даете!) Мы не можем игнорировать реакцию учеников на то, что мы преподаем. Если есть опасность, что некий текст может посеять в их душах семена недоверия, цинизма и нигилизма, то не лучше ли этот текст не преподавать? Я не предлагаю исключить из программы любой высказывание мудрецов, которое покажется нам неприятным или проблематичным.Однако я настаиваю, что необходима трезвая оценка того, что мы несем в класс, поскольку обсуждение определенных текстов может принести гораздо больше вреда, нежели пользы. Кроме того, нельзя забывать, что решиние не преподавать какой-либо мидраш в начальной школе вовсе не означает, что мы вообще никогда не расскажем о нем ученикам. Вполне может быть, что данный текст годится для преподавания, просто на более поздней стадии. Очевидным критерием для отбора мидрашей, используемых на уроке, может служить то, понимаем ли мы сами, что данный мидраш хочет нам сказать. Ибо мне кажется очевидным, что человек не может учить тому, чего он сам не понимает. Конечно, для учителей, понимающих мидраши буквально, это утверждение будет пустым звуком, поскольку они не сомневаются, что "понимают" текст, если знают перевод каждого употребленного в нем слова.Однако для меня, как человека и педагога, такой подход совершенно неприемлем, особенно если я собираюсь преподавать в средних классах. Ибо как можно сказать ученикам шестого, седьмого или восьмого класса: наши мудрецы говорили, что у Вашти вырос хвост, и после этого - продолжать урок, как ни в чем не бывало, как будто это в порядке вещей, что у человека вдруг вырос хвост. Кто-нибудь из нас действительно считает, что наши ученики поверят в то, что у персидской царицы вырос хвост? Конечно же, тут могло произойти чудо, и тогда все становится возможным, ежели Бог того пожелает. Однако подобные чудеса, нарушающие естественный ход вещей, тоже не случаются слишком часто, и уж конечно, были бы отражены в тексте, предназначенном в напоминание будущим поколениям - подобно египетским казням, рассечению Красного моря и другим похожим событиям, происходившим, в том числе, и во времена Эстер. Поэтому я не могу поверить, что мидраш хочет поведать нам о чуде, "забытом" авторами Писания. Как же я, как учитель, могу поступить с мидрашом о хвостатой царице? Я могу решить, что раз я не могу понять, в чем тут суть, я не буду обсуждать этот мидраш на уроке.Нет никакого смысла давать ученикам текст, который послужит лишь поводом для насмешек. Я слишком уважаю мудрецов Талмуда, чтобы выставлять их на всеобщее посмешище, и к тому же не хочу ставить своих учеников перед выбором между почтением к мудрецам и здравым смыслом. Поэтому, если все, что я могу сказать по этому поводу, это что мудрецы утверждали, что у Вашти вырос хвост, то лучше, пожалуй, промолчать. Однако существует и другой вариант. Если я могу истолковать этот мидраш таким образом, чтобы мое прочтение не только противоречило здравому смыслу, но и помогло бы ученикам понять истинную мудрость авторов мидраша, то тогда я смело могу преподавать этот текст в классе. Как писал Маймонид, "наши мудрецы не хуже нас знали, что возможно и что невозможно. И наши мудрецы, естественно, не говорили ерунды...но слова мудрецов могут иметь еще один, скрытый смысл. Поэтому, когда наши мудрецы говорят невозможные вещи, это значит, что перед нами аллегория или притча." (Предисловие к "Перек Хелек"). В данном конкретном случае, я предложила ученикам следущий анализ мидраша про Вашти с хвостом: у кого бывает хвост? У собак, кошек, коров...одним словом, у животных. Когда Вашти была вызвана предстать перед царем и его гостями, она была так разгневана, что полностью потеряла способность логически мыслить и разумно действовать. В результатате у нее "отрос хвост" - подобно животному, она начала действовать иррационально, исходя исключительно из своих эмоций. Разумеется, я сказала ученикам, что это всего лишь мое прочтение мидраша, поэтомы они вольны согласиться или не согласиться с ним. Важно не конкретное толкование конкретного мидраша, но общий подход к мидрашам, который я сейчас и пытаюсь объяснить: мидраш никогда не должен выглядеть бессмыслицей, и ученики начальной школы не должны оказываться в ситуации, которая бы подталкивала их к такому выводу. Мудрость наших раввинов для нас, ортодоксальных евреев, является самоочевидным непреложным фактом. И наша задача как педагогов - продемонстрировать ученикам эту мудрость, предложив им ключ, позволяющий понимать аллегории и иносказания, которыми столь богаты традиционные еврейские тексты. Если такая задача нам не по плечу, или если мы не знаем, как решить ее относительно какого-то конкретного текста, то либо надо признать свое несовершенство и честно признаться ученикам, что мы не понимаем, что этот мидраш хочет нам сказать, либо просто не обсуждать этот мидраш с учениками. Однако просто привести некий мидраш, переведя его слово в слово и пустив остальное на самотек, означает проявить безответственность и оказать нашим ученикам медвежью услугу. Эта статья написана в память о моем отце, р. Морисе Бесдине, который научил меня любить Танах и ценить мидраши. |